Виктор Суворов - Выбор[Новое издание, дополненное и переработанное]
Не будем осуждать римлян за зверства. Просто у них в те времена не было кинематографа. Из-за отсталости технической они были вынуждены наслаждаться зверствами в натуре, а не на широком экране.
С тех далеких лет натура наша никак не изменилась. Просто мы научились свое зверство скрывать. Иногда. Тут, в красной тьме, возможность видеть убийство не на экране возбудила женщин. И Руди Мессер это возбуждение ощущает, он видит вздымающиеся груди, чувственный оскал и трепет ноздрей, он слышит стук женских сердец в едином ритме.
Большой мускулистый человек повернулся к своим почитательницам. Они ответили единым выдохом со стоном. И тогда большой человек вознес топор.
7
Руди Мессер почему-то подумал о том, что сейчас убьют не кого-то, а…
Мысль такая простая… и такая смешная: надо себя спасать. Топор взлетел над ним, замер, а потом сначала потихонечку, а потом все быстрее, рассекая со свистом воздух, полетел на его голову.
Главное в такой момент — спокойствие сохранить.
Руди Мессер знал, что в самый последний момент все взгляды, все без исключения будут обращены к нему.
Он дождался этого момента. Он потянул ноздрями воздух в себя, как бы стараясь вдохнуть его весь. В это же время он своим взглядом как бы втягивал их взгляды в себя. Он не знал, почему надо так делать, он просто делал.
Сотни глаз превратились в одну пару титанических черных глаз…
Спокойно и уверенно он представил черную точку меж этих глаз, в мгновение рассмотрел ее внимательно и сказал: «А меня тут нет».
Подумал немного и добавил: «И никогда не было».
ГЛАВА 22
1
В бордовой тьме как бы выключили фильм. Немая сцена. Все смотрят в одну точку, все молчат. Внезапно все ожило, зашевелилось, задвигалось, заговорило. Подавляя нахлынувшую страсть, женщины закурили, глубоко затягиваясь, отворачиваясь от партнеров своих и прикрывая блеск глаз ресницами.
Вышибала Гейнц с красным топором, размахнувшись полным замахом, тяпнул в пол и рассек драгоценный ковер.
Фрау Бертина, единственная во всем зале, не могла понять, что же происходит. Все говорят про какого-то мальчика. Но тут нет никакого мальчика! Когда вышибала Гейнц снял топор с пожарного щита, ей стало жутко. Ужас усиливался всеобщим молчанием. Никто Гейнцу не мешал, никто не возражал, никто не кричал. Вышибала прошел через весь зал в полной тишине, вознес топор и ударил им в пол.
Фрау Бертина поняла, что в общем молчании она может спасти себя и остальных только криком. Надо разбудить оцепеневших. И она дико завизжала, как кошка под трамвайным колесом. И дамы завизжали. Господа заорали, с мест вскочили, за револьверы хватаются.
К слову сказать, пистолеты автоматические тогда только в моду входили, потому — револьверы. Это во-первых. А во-вторых, в такое место без оружия ходить неприлично.
Разом все револьверы выхватили. Шутка ли? Сидят люди, в картишки режутся, никого не трогают, а вышибала Гейнц за твоей спиной топориком помахивает. Есть от чего завизжать! Спасибо фрау Бертине, внимание обратила, а так бы…
Стоит вышибала Гейнц, топор в руках вертит, ничего не понимает. Вот сейчас только у входа сидел. Кто ему топор в руки вложил? Почему на этом конце зала оказался? Зачем ковер рубил?
Поднимает глаза на господ гостей, в глазах — извинение за беспокойство.
А голосом извинений произнести не успел… Главный смотритель венских тюрем поднял «Вебли-Фосбери» сорок пятого калибра и, не целясь, на спуск нажал:
— Опять эта свинья нанюхалась какой-то гадости!
2
Сказал Руди Мессер, что нет его тут, и чуть в сторону отступил. Зашевелились все, заговорили. Рядом с Руди красный пожарный топор рассек ковер китайский, глубоко в пол врезался. Фрау Бертина завизжала, а за нею все дамы. Вскочили господа, револьверы выхватили…
Грохнул выстрел. У вышибалы Гейнца прямо меж глаз на переносье появилась черная точка круглой формы с ровными краями. Вроде на сверлильном станке дырочку аккуратно просверлили. Рухнул вышибала.
Завизжали дамы еще громче. Тут, понятно, не Колизей, но все же смерть была самая настоящая.
Это возбуждает.
3
А на Руди навалилась усталость. Сел в уголке, голову повесил. Изнеможение полное. Такое, что если рот открыть, язык вывалится. Не знал тогда Руди секретов чародейских. Он начинал только. Силы магической в нем еще было мало, не знал, как ее копить следует, как расходовать, как восстанавливать.
Начинающих чародеев предупреждаю: работа с большой аудиторией требует запредельного напряжения воли и абсолютной концентрации.
Работа с большой аудиторией опустошает.
4
Фрау Бертина каждый день после обеда в школе появляется, страх наводит на учителей, поваров и горничных, на сторожей и прочий персонал и, уж конечно, на мальчиков.
Появляется фрау Бертина свеженькая, выспавшаяся, в простом черном закрытом платье без всяких украшений, вокруг шеи — стоячий воротничок, до хруста накрахмаленный, до сверкания беленький. Как монахиня. Сестра Берта. Педантизм и оправданная строгость. Папаши-министры ей кончики пальцев целуют.
Знает Руди, по ночам те же министры целуют ей не только кончики пальцев…
И не только ей.
5
Удивительная Рудику жизнь выпала. В школе он и раньше не учился. То, что ему интересно, он и так знает, а то, что неинтересно, его все равно учить не заставишь и в его голову не вобьешь. Интерес его — тайны политики, тайны человеческие, невидимая сторона жизни.
В каждом тайном предприятии есть слово, которое собой всю тайну покрывает и хранит. Узнал Руди: роскошный бордель, тайный притон разврата именовался у знающих людей «Демократией».
Каждую ночь в «Демократии» творятся большие дела, вершится политика: тут в красной мгле принимаются решения, тут продаются заводы, тут устанавливают курс валют, открывают шлюзы инфляции или давят ее. Тут решают судьбы людей и государств. Тут говорят о войне. О небольшой победоносной войне: надо списать какие-то миллионы, и неплохо для этого совсем немного повоевать. Тут делят бюджет. Тут за карточными столами вершится судьба империи и Европы.
Еще Руди Мессера отношения между людьми влекут. Кто эти женщины в нарядах волнующих? Откуда они приходят вечерами, как ночи в «Демократии» проводят, куда с рассветом исчезают?
Руди входит в любую комнату, видит все и слышит все. А с рассветом садится в карету с дамой и едет туда, куда ее везет сонный кучер.
Так Руди Мессер попал в женский монастырь и в императорский дворец, в притон убийц и в центральный комитет партии социалистов-революционеров.
В императорском дворце однажды Руди Мессер, миновав всю охрану, нарвался на собаку. То был ротвейлер. Сука. Но то особая история. В следующий раз расскажу…
За месяц Руди Мессер видел столько убийств, сколько мы не видим их за месяц в кино. Поразило его вопиющее несоответствие между настоящими причинами и подробностями убийств и описаниями в прессе. Земля и небо. Видимая сторона. И невидимая.
Ему тогда уже было ясно: Австро-Венгерская империя ввяжется в небольшую победоносную войну. Война империи не нужна. Война нужна людям в тайном притоне. Небольшая война превратится в большую и погубит Австро-Венгерскую империю. И Российскую тоже. И Германскую.
6
Бродит мальчик Руди по прекрасному городу. Вавилон. Столпотворение людей, столица Австрии и Венгрии, город немцев, чехов, словаков, поляков, босняков, хорватов, евреев, русских, сербов и еще многих. В этом городе Руди научился русским привычкам и венгерским, тут сдружился с евреями и немцами. Тут он заговорил на десятке языков.
Главное в языках — чтобы тебя понимали и чтобы ты понимал. Это легко. Главное — в глаза смотреть. С произношением проблем быть не может. Нужно с иностранцем говорить на его языке так, словно его передразниваешь, ему, понятное дело, этого своего метода не раскрывая. Рассказывая анекдот, мы прикидываемся и китайцем, и французом, и грузином, и русским, и украинцем, и поляком, и евреем, и кем угодно. И вполне получается. Так и надо поступать в серьезном разговоре: собеседника передразнивать на его собственном языке, ему не признаваясь, что передразниваешь. Очень скоро он вас за своего считать будет.
Руди Мессер артистом был: не подражал, а передразнивал; правда, передразнивал без злобы, и везде был своим.
Он любил этот великий город. Он тут родился и жил всю свою пока еще короткую жизнь. И все в этом городе его поражало. Он каждый день замечал то, чего другие не видели. Посреди города — здание-монстр. Парламент. Фасады на четыре стороны. Каждый фасад — колоннада, фронтон, скульптурная группа на вершине: какой-то дядька каменный дорогу в светлое завтра указывает.
